Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]
— А какого черта вы принимаете такие решения за меня? — возмутилась Соня.
— Мы твои родители, — ответил Виктор.
— И тебе пока что только шестнадцать лет, совершеннолетие у тебя с восемнадцати, а до этого ты полностью принадлежишь нам и мы принимаем решение с кем ты общаешься, а с кем — нет, — добавила Катя.
— Вот тут ты заблуждаешься! — выпалила Соня.
— Ничего подобного, — возмутилась Катя, — мы не для того тебя одевали, кормили, по Кипрам, Турциям и Чехиям возили, чтобы ты нам в один прекрасный день заявила, что считаешь, что сама можешь решать с кем тебе можно общаться, а с кем нет. Ты ведь, небось, и переспать с ним успела, за этим у вас вряд ли заржавело бы.
— Мама! Мы с Женей.
— Не смей при нас произносить имя этой мрази, — закричал Виктор, — слышать не хочу этого.
— Но я, я люблю его, — Соня пыталась держаться из последних сил, но внутри у нее все бурлило и клокотало от возмущения.
— Это обычная подростковая влюбленность. А этот подонок просто запудрил тебе мозги. И наверняка настроил против нас, — безапелляционно заявила Катя.
— Он и слова поперек вас не говорил никогда, — как могла отпиралась Соня.
— И завтра мы собираемся, и я увезу тебя в Тамбов, в старую бабушкину квартиру. Там найдем тебе нормального психолога, он из тебя всю эту дурь и влюбленность быстро выведет. Легко и безболезненно.
— Я никуда не поеду! — отрезала Соня.
— Тогда я запру тебя в твоей комнате и буду лично возить на учебу, — ответил Виктор, — или найму человека, которого приставлю к тебе на это время. Если твой Женя к тебе приблизится — я его убью.
Соня застыла:
— Убьешь меня, значит убьешь его.
— Господи, — скривился Виктор, — у тебя этих Жень еще будет такое дикое количество.
— Нет, — закричала Соня, — вы меня вообще слышите? Вы сначала говорите ДА, а потом резко меняете свое мнение, что то узнав, но при этом помалкивая в тряпочку ЧТО именно.
— Я все сказала, — протянула Катя, — чтобы духу его тут не было.
— Вас спросить забыла, — бросила Соня, — мне есть шестнадцать и юридически ты не имеешь права мне запрещать общаться с теми с кем я хочу!
— Срал я на твои юридические права, — крикнул Виктор.
— Да ты всегда срал на меня, — крикнула Соня и побежала наверх, — забудьте, что у вас была когда–то дочь!
Соня исчезла на втором этаже и громко хлопнув дверью заперлась у себя изнутри.
Катя посмотрела на Виктора, взяла с тумбы судоку и принялась их спокойно разгадывать. Виктор достал из бара бутылку виски, налил себе стакан и залпом выпил.
Соня в своей комнате села на кровать и задумалась. Изнутри ее било в лихорадке — и потому все это вылилось в бешеный выброс слез. Соня беззвучно зарыдала, по ее щекам текли слезы. Руки тряслись, пальцы не подчинялись ей, все нервные окончания плясали как сумасшедшие. Ей надо было успокоиться, взять себя в руки и решить что делать дальше. Соня может остаться с родителями, отказаться от Жени и жить как жила раньше. Но не получится жить по–прежнему, просто не получится. Соня привыкла к Жене. Она любила его до беспамятства. Можно сделать вид, но они никогда не поверят в то, что Соня приняла их требование так легко. Будут следить и все выплывет наружу. Что получается? Что же делать? Она некоторое время обдумывала решение, а потом достала мобильный телефон и набрала заветный номер, который два месяца назад заполучила через Тимофея Гордеева.
Очень скоро телефон ответил:
— Милый, — сказала Соня, голос ее дрожал.
— Да, родная, — ответил ей Женя, — что с тобой, ты плачешь?
— Да, милый. Мои родители поменяли решение. Они во что бы то ни стало хотят, чтобы мы перестали общаться. Они не объясняют. Им просто приспичило и все. Наверное им что–то не понравилось в том, что я дома мало бываю или еще что. Для них это нормально, поменять вот так свое решение.
— Что ты хочешь сделать?
— Я сбегу из дома, — ответила Соня.
— Что?
— Мне не остается другого выхода. Я сойду тут с ума. Ты плохо знаешь моих родителей — им может в голову нанять мне охранника или запихать на лечение в психушку. Ты меня примешь?
— Конечно, родная, — на задумываясь сказал Женя, я через полтора часа буду ждать тебя в Мякурах на станции.
— Хорошо, милый, — сказала Соня, — я знала, что смогу на тебя положиться. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, — ответил Женя.
Он отключил телефон и посмотрел на Тимофея, который сидел в шезлонге у бассейна и перелистывал журнал, который оставила тут Клара:
— Что там случилось? Я по твоей интонации понял, что произошло нехорошее.
— Ей запрещают со мной видеться. Вдруг, ни с того ни с сего.
— Гм. Я ожидал, что подобное случится раньше. По рассказам Нади у Сониных родителей вместо мозгов насрано и зачастую решения они принимают настолько спонтанно и беспорядочно, что тут удивляться нечему. Вот захотели разрешить — разрешили. А потом подумали — а почему бы не передумать — и передумали.
— Я ничего не понимаю. Но это неважно сейчас. Она уходит из дома, и я ее встречу. Вопрос в том, что делать дальше.
— То есть уходит из дома?
— Она приняла решение бежать оттуда — иначе боится с ума сойти.
— Плохи дела, даже не знаю, что делать, — задумался Тимофей, — начнем с того, что тебе нужны деньги. Вам придется переночевать либо здесь, либо в гостинице. Зачем я только советовал тебе не представлять ее нашим, если бы они ее знали — намного все проще было бы.
— У меня немного денег есть. У тебя?
— Совсем чуть–чуть. Стоп! Я знаю.
— Что?
— У бабушки есть нычка, причем немалая. Ее можно попросить, я уверен что поможет.
— Я от бабушки ее до последнего скрывал — неужели ты уверен в том, что она согласится, — Женя боялся идти и говорить с Ириной, был уверен что все это повлечет кучу разговоров, требований, условий, в общем и целом в нем еще боролись взрослый и ребенок. Взрослый четко вел его к разговору, построить его на спокойной беседе, добиться своего. А ребенок активно пугал его самим фактом того, что придется повиниться перед более старшим чем он человеком.
— И что? Это экстремальная ситуация, я уверен что она не откажет тебе. Более чем уверен!
Тимофей посмотрел на брата и уверенно добавил:
— Я сам могу с ней поговорить и она точно поможет.
Женя засомневался.
— Тим. Давай я сам с бабушкой поговорю. Не хочу перекладывать ответственность за происходящее на тебя.
— Тут ты ошибаешься, — отмахнулся Тимофей, — я такой же ответственный за эту историю. Я же вас познакомил. Разве нет?
Женя улыбнулся.
— Только это. Но за все остальное ответственны мы. Достаточно и того, что ты просто нам помогаешь. Но с бабушкой я поговорю сам.
— Хорошо, — обрадовался Тимофей, — жутко приятно, что ты на глазах взрослеешь и становишься совершенно самостоятельным. Почти как Антон.
— Он опять умотал к Андрюхе?
— А то, — рассмеялся Тимофей, — только ужин собрали и смылись
— Ладно, — сказал Женя, — я пойду к бабушке.
— Постой, — сказал Тимофей, бросив на шезлонг журнал, — я иду с тобой.
И братья направились в сторону дома, чтобы добавить Ирине в копилку неприятностей еще одну.
* * *В доме Гнидовых царила беспокойная обстановка. Зина дико нервничала, пила успокоительное, ждала телефонного звонка, но Виктор не перезванивал, так как был занят проблемами с дочкой, о которых Зина и не подозревала. Полина спокойно сидела на кухне и читала любовный роман из запасов Нади.
— Чего ты налегаешь на афобазол, Зина? — спросила мать свою взрослую дочь, когда та прибежала за очередной дозой таблеток.
Зина обернулась на слова матери, села за стол и сказала:
— Случилось нечто ужасное, мама. Я в панике.
— Успокойся, я сделаю тебе чаю, а ты мне пока расскажешь, что за событие тебя так разболтало, что у тебя нервотрепка такая зверская творится.
— Мама. Это ужасно. Еще одно убийство.
Полина вскинула брови. В бытность работы в прокуратуре ей пришлось провести не одно дело об убийстве и потому каждый новый труп не вызывал у нее священной паники.
— Можно подробнее. Кого убили?
Женщины не заметили как сзади появилась Надя и прислушалась к разговору. Сначала просто из любопытства, так как ее раздражало, когда мама и бабушка начинали секретничать у нее за спиной.
— Светлану Михайловну, она была директором той школы до Натальи Борисовны, если помнишь.
— Вторая, — вырвалось у Полины, — Зина, прошлое тебя настигает.
— Мама, — ответила Зина, — я и так знаю, что я тоже во всем этом была замешана.
— Ты очень мягко оцениваешь свою роль в истории. Я бы обозначила ее как одну из центральных. Все ведь прекрасно помнишь. Я просто не хочу, чтобы твоя дочь повторила этот путь. Согласись, что не вмешайся ты тогда, отойди в сторону — ничего бы не случилось.